~•~ ~•~ ~•~
В детстве все самые страшные сказки начинаются: «В этом темном, огромном лесу…», - и юное сердце безропотно верит во все жуткие чары этого большого и могучего существа. Оно растет в страхе и благоговении перед ним, а ночами беспокойно стучит, выбивая таинственный ритм и вбиваясь в собственную клетку костей. И тело девочки в эти мгновения под музыку беспокойного сердца, пыталось унять свою дрожь, отдавая ночи все свои фантастичные сны.
С годами сердце девочки куталось все больше и больше в темные и одичалые истории о нем, и в самые беспросветные ночи спасалось танцами под свет одинокой луны. Девочка не ходила в лес и днем забывала все свои ночные мучения, оставляя лишь тягучий страх в голове. Она избегала его, и все дневные истории о нем, рассказанные людьми, оставляли в ней лишь хрупкое и бесцветное воспоминание. Но вечерами, когда небо разрезало ярко алым на горизонте, все книжные истории начинали жить в её голове, опутывая дурманом и темнотой сознание. Она как будто переставала дышать в тот момент, и вместо воздуха в легких разливались пряные ароматы трав и хвойных деревьев. Родители девочки в те жуткие ночи будто бы растворялись в свете каминного огня, и она лишь слышала их шепот, который обнажал лес перед ней, впечатывавший острые, жуткие зубы в её голову. В те моменты ей казалось, что мир соткан из темных переливов изумрудного и серебряного цвета, которые отражались в её глазах, оставляя внутри мягкий волшебный свет…
В этом маленьком городе могучий лес таился на окраине, возвышаясь над домами, и ближе к вечеру отбрасывал свои тени на маленьких для него существ. Он был таким же могучим и таинственным, как в рассказанных историях девочке, и покрытым темной туманной завесой людских рассказов. В его владения не стремились попасть, но стремились безуспешно выбраться, когда отчаянность и любопытство царствовало над сердцем человека, и он выбирал дорогу в лес. «Вы же знаете, что он умеет только забирать, но возвращать и вернуться… У него есть нрав и он как будто бы живой, а по ночам слышно его дыхание…», - люди всегда знали, что лес ревнив и жаден до своей земли, а его дыхание олицетворяло ночное напоминание о том, что их соседство – это лишь его снисхождение к ним.
Только девочка все росла, привыкая и к волнительному стуку сердца, и к таинственным танцам, и к шепоту серых теней. В ней было много всего людского и среди них казалось им родной, если бы только не взгляд и то мягкое свечение глаз, который нещадно манил и увлекал за собой людских детей, обрекая на бессонные ночи...она звала за собой, заставляя теряться между реальностью и фантастическими образами, рожденных пораженным сознанием, а позже отпускала и знала, что каждую ночь будет шепотом касаться их щеки, не давая забыть мелодию своего беспокойного сердца.
Теперь каждая рассказанная кем-то лесная история откликалась у неё чем-то родным внутри и даже при свете дня оставляла свои рубцы на её тонких запястьях. Теперь её внутренний свет находил свое отражение, выдавая её принадлежность. Девочка и правда становилась старше, набираясь ворохом опыта от безликих людей, заполняя свой маленький мир большими, пустыми взглядами, и только лишь по ночам, вспоминая и слыша его дыхание, она знала, чья мелодия навечно меткой осталась в её сердце, обрекая её однажды уснуть на его земле…
Он был и правда своенравным, жадным, но не только до своих земель. В каждую полнолунную ночь он отпускал своих детей и позволял им расти среди тех, чья жизнь и энергия давала возможность сохранения равновесия внутри его истоков. Но каждую ночь он боялся, что тот мир заберет их у него, потому пел те жуткие песни для их лесных сердец. Он знал, что наступит тот день, когда дитя вернется домой и когда признает его бесспорное величие. Когда наполненный разум людскими историями предастся лесной земле, продлевая его жизнь на ближайшую вечность…
«Ну что, дитя? Какие на этот раз истории ты принесешь в жертву?», - тихий шепот обволакивал её тело, погружая навечно в сон.
